— Нас не спасут, — сказал я.
— Я знаю, — ответила Полина.
— И что теперь будем делать?
Полина поцеловала меня. Вкусно. Мне нравилось, как она целуется. У нее был довольно маленький рот, отчего мне часто казалось, будто я целуюсь с ребенком. Эти мысли меня пугали, хоть я и знал, что ей двадцать пять и она старше меня на несколько лет.
Религия для меня всегда была чем-то мистическим (впрочем, так оно и есть). Я верил в Бога, но никогда не верил тем, кто говорит о нем на сектантских собраниях. Проповедники на таких шоу своих зрителей всегда призывают к одному — не грешить, ибо грешный — не спасется.
Полина была одной из тех, кто ходил на собрания. В секте, а это была именно она, Полине с малых лет (впервые ее привели туда родители) вдалбливали, что за любым грешным делом последует кара. В стенах Храма, то есть какого-то районного Дворца Культуры, где проходили встречи, все участники проповеди были идеализированы в глазах друг друга. Члены общества никогда не матерились, не курили, не пили алкоголь, не употребляли наркотики и не трахались. При этом в их реальной жизни, за стенами ДК, все было в точности до наоборот.
Когда мы познакомились с Полиной, я думал, что дела не будет. Мол, какой там секс, если все так серьезно: церковь, пастор, спасение.
— Я где-то читал, — говорил я ей на первой или второй встрече, — что монашки, поскольку им положено быть невинными, занимаются только анальным сексом.
— Не знаю. У меня таким только друг занимается. Но у него безвыходная ситуация: по национальности он китаец, встречается с мусульманкой, а ей до свадьбы нельзя ни с кем спать. Вот они и практикуют.
— А ты как? Ни с кем не спишь? — спрашивал я, сам не понимая, на что надеюсь.
— Сплю.
Я знал, что люди, посещающие сектантские сходки, собрания, встречи, коллективные свидания — сумасшедшие. В какой-то момент они, наверняка, где-то в себе выключают рубильник здравомыслия и начинают верить в то, что им говорят. Посему я боялся, что мне так и не удастся почувствовать Полину. А чувствовать было что: слегка полноватая, но невыносимо привлекательная, она вместила в себе всю красоту мира. Полина была девушкой, что называется, небольшого роста. А такой типаж зачастую идеально сложен. Бог подарил ей большую грудь, стройные, несмотря на рост, ноги и проницательные, блестящие глаза. Мне она нравилась. Причем довольно сильно. Вначале нашего общения я даже абсолютно забросил работу, чего раньше никогда не случалось. Я просто-напросто не мог на ней сосредоточиться. Моя голова с утра до ночи была забита одним. Вернее, одной. Я был полностью поглощен, что меня не особенно радовало.
— Ты очень красивая, — говорил я.
— Я знаю, — отвечала Полина.
По воскресеньям она ходила на собрания, а после них мы встречались в кофейне и целовались. Пили чай и целовались. В какой-то момент я понял, что все это бред: целомудрие и спасение. Я понял, что она другая — помешанная на прикосновениях. Для нее они были важнее слов, а важнее прикосновений были только глаза, которые говорили обо всем.
Однажды, прям в кофейне, я засунул руку ей в трусики и пальцами начал играть с губами. Она слегка постанывала и целовала мою шею. Никто не видел, чем мы занимаемся. В нескольких метрах от меня какие-то массивные парни курили кальян, еще чуть дальше — какие-то малолетки пили кофе и фотографировались, туда-сюда по заведению бродили официантки, а Полина еле слышно стонала. Моим пальцам было тепло и мокро. Это был первый вечер, когда я ее ощутил. Позже, на память об этом, она подарила мне свои трусики. Те самые, в которых была в тот вечер.
— Для тебя это — как воды попить, — говорила Полина о моих пальцах и налаженной процедуре стимуляции клитора в общественном месте. Все дело в том, что я действительно любил это занятие: ласкать девушек в кино, кафе, пиццериях и барах. Я не стеснялся. Эта пикантная особенность всегда радовала моих женщин. Полину тоже радовала, но она охотно это скрывала.
А еще она говорила, что со мной «не построить домик», потому что я слишком ограниченно мыслю и постоянно загоняю себя в рамки. Так-то оно так. Я с этим не спорил.
— Сколько тебе сейчас лет? — спрашивала она.
— 24.
— Что дальше?
— ?
— Ну, что собираешься делать? Скоро 25, там 26, 27… Нужно двигаться, что-то предпринимать, развиваться.
— Давай закажем чай, — говорил я.
Полина через несколько месяцев собиралась переезжать в другую страну. Я знал, что будущего с ней у нас никакого не будет и от этого почему-то становилось грустно. Где-то в подкорке у меня время от времени формировались мысли о том, что будет дальше. Мол, возраст обязывает завести серьезные отношения с претензией на совместную жизнь, устроить карьеру и перестать «мыслить ограниченно». Но делать это все было совершенно не с кем.
— С кем ты сейчас? — спрашивала она.
— То есть?
— Ты не со мной сейчас. Не полностью со мной. С кем ты?
Я молчал. Она все повторяла и повторяла. Случались периоды, когда я становился недоступен: не отвечал ни на сообщения, ни на звонки. Естественно, Полину это напрягало, и, понятное дело, она думала, что я загулял. Выходить на связь мне не хотелось, что-то объяснять — тоже. Я даже мог все выходные пробыть дома, не высовываясь на улицу, не включая ни телевизор, ни радио. Время от времени со мной такое случалось. Но потом я снова возвращался в реальность.
— Давай сегодня где-нибудь посидим? — предложил я.
— Ладно, — согласилась Полина.
В восемь вечера мы встретились все в той же кофейне, которая к моменту нашего прихода собиралась уже закрываться. Я заказал нам два латте, расплатился и подсел к Полине. Затем мы провалились в долгий поцелуй. Мне было сложно держать себя в руках, поэтому руки я направил в нужное место. Полина еле слышно постанывала, я целовал ее шею и мочку уха. Между тем я думал, спасемся ли мы. Наверное, вряд ли.
— Не останавливайся, — попросила Полина.
— Ладно, — поддался я, и продолжил играть пальцами, как на фортепиано. Она текла и меня это подстегивало. Мне хотелось продолжения.
— Поедем ко мне? — предложил я.
— Да, — согласилась она.
Я вызвал такси. Потом мы допили кофе, и вышли на улицу. Там начиналась метель. Было очень холодно и мерзко. Я сильно замерз, поэтому, когда приехала машина, уже ничего не хотел. Но мы все равно поехали.
До этого момента домой к себе я никого не водил. Полина была первая. Зайдя в квартиру, мы разделись, и я пошел заваривать нам чай. Полина в это время перебирала газеты, которые стопкой лежали на письменном столе. В некоторых из них были напечатаны мои статьи.
— Это правда? — спросила она, когда с чашками дымящегося чая я зашел в комнату.
— Что?
— Что у нас в городе вот так часто убивают людей? — в руках она держала газету, раскрытую на материале о насильственных смертях, произошедших в минувшем году.
— Даже чаще, чем ты думаешь.
— Хорошо, — сказала она, — то есть плохо.
Не знаю, хорошо это или плохо, но людей убивают и с этим ничего не поделать, думал я. Полина прочитала еще несколько материалов и отложила прессу. Я все это время сидел и смотрел на нее.
— Где мои трусики? — спросила она.
— В ящике верхнего стола, — ответил я.
Она выдвинула ящик, отодвинула несколько папок и со дна подняла белый конверт, в котором лежали ее трусики.
— Что ты с ними делал?
— Ничего.
— Дрочил на них?
— Нет, — я и правда этого не делал. Здесь они фигурировали больше как личная вещь девушки, которая мне небезразлична. Посему дрочить на них — опошлять воспоминания.
— Трусики других девушек у тебя тоже есть?
— Нет, — соврал я.
— У меня есть просьба, — сказала она. — Перед тем, как ты следующий раз надумаешь исчезнуть, предупреди меня. Хорошо?
— Ладно, — согласился я.
Она подошла ближе, погрузив руки в мои волосы, будто в воду. Я почему-то снова подумал, что нас не спасут. Затем мы упали на постель. А через девять часов наступило утро.
В целях эксперимента я тоже решил сходить на собрание. В общем, все было так, как мне и представлялось. Большой, человек на триста, актовый зал районного ДК. В нем сидят веселые, чем-то мотивируемые люди. Молчат, время от времени что-то хором говорят и аплодируют. Проповедник со сцены выкрикивает разные, практически коммунистические лозунги. Каждую громкую реплику он заканчивает фразой: «Я вас благословляю», а люди в зале отвечают: «Слава Богу». Возле меня сидели две довольно симпатичные девушки, блондинка и брюнетка.
— Вы у Нас в первый раз? — спросила одна из них.
— Угу, — практически прокричал ей на ухо, потому что слышимость в зале была нулевой: все заглушали колонки, из которых звучали благословения.
— Вам у Нас понравится, — проговорила девушка.
В зале было преобладающее количество молодых людей. Если брать среднего человека, то ему где-то двадцать лет. Стариков практически не было, а те, что все-таки пришли на сходку, вели себя максимально сдержанно: сидели в конце зала, внимательно слушали, время от времени крестились.
Полина в это время была у себя дома, пыталась приготовить ужин (у нее это плохо получалось, готовить она абсолютно не умела). Куда я пошел, она не знала. Я решил не говорить об этом.
Досидеть проповедь (или что это было?) до конца не вышло: мне стало скучно. Я попрощался со своими новыми знакомыми и ушел. Рядом с ДК стояло много дорогих машин. Судя по всему, их владельцы еще сидели в зале. На улице снова шел снег. Я закурил.
Через время из здания стали высыпаться люди. Разделившись на небольшие компании, они оживленно друг другу что-то рассказывали, делились впечатлениями. Я стоял возле входа, ждал, пока приедет такси. Ко мне подошла брюнетка, которая сидела рядом, тронула меня за плечо и заговорила:
— Вам у Нас понравилось? — спросила она, уже не первый раз делая акцент на слове «Нас».
— Да, — соврал я.
— Еще придете к Нам?
— Не думаю, — мы отошли от ДК. Девушка представилась, ее зовут Юля. — А где ваша подруга?
— Саша еще в зале, общается с пастором. Вам сколько лет?
— 24, — ответил я, прикуривая еще одну сигарету. Юля тоже потянулась к карману, достала пачку и блаженно закурила. Все это время мы шли в сторону остановки.
— Давайте еще как-нибудь встретимся. Можно на следующем собрании.
— Нет, не на собрании, — мы обменялись номерами телефонов, я посадил ее на маршрутку и вернулся к ДК. Такси уже было на месте. Я сел в него, назвал водителю адрес и поехал к Полине.
Юля написала сообщение спустя три дня. Предлагала встретиться. Я согласился. Условились, что прогуляемся по парку. Перед этим я планировал заехать к Полине, привезти ей чего- то из еды — она все также училась готовить. Мне это льстило, потому что я думал, что делает она это из-за меня. Я накупил целую гору продуктов и приехал к ней. Тогда дома она была одна, а два ее младших брата и родители гуляли в торговом центре. Естественно, время мы не теряли.
Я лежал на постели и гладил ее ноги. Они у нее были выразительные, даже — выдающиеся. Ноги, как у какой-то сексуальной голливудской кинозвезды. Их хотелось трогать. И хотелось, чтобы они трогали тебя. Ей нравилось, когда я их ласкаю, хоть она и стеснялась. Мне это нравилось, и я не стеснялся. Ноги не многих девушек вызывают у меня какие- то чувства, с Полиной было иначе. Казалось, она брала меня всем, чем только можно. В том числе ногами. Впрочем, все, что было с ней связано: ее фото, ее белье, ее запах и прикосновения — действовали на меня, как укол в сердце: я просыпался. Она это знала и постоянно меня как-то подбадривала, то снимками, то рассказами. При этом она буквально высасывала из меня все соки.
— Ты вкусный, — говорила она.
— В каком смысле?
— В смысле, когда кончаешь. Мне это нравится. — Ей это нравилось, меня это удивляло.
В восемь вечера я встретился с Юлей. Она упорно продолжала обращаться ко мне на вы, но в какой-то момент мне все же удалось убедить ее перейти к более неформальному общению. Юля много говорила. Вначале — в подробностях о том, как прошел ее день, где она была и чем занималась. В конце — красочно и эмоционально говорила о собрании.
— Если ты к Нам еще придешь, я познакомлю тебя с удивительным человеком.
— С кем?
— Помнишь пастора, который проповедовал прошлый раз? — я кивнул. — С ним. Он невероятный. Помогает бедным, больным, сиротам.
Я шел и думал о Полине. И о себе тоже думал. Всех нас объединила секта: Полина в свое время повлияла на меня, и я пошел на собрание, где познакомился с Юлей. При этом Юля была чем-то очень похожа на Полину. Я пока не понимал чем, но сходство было. Они даже обе не ходили в церковь, потому что ходили на собрания. Я же редко ходил в церковь, и в принципе не посещал секту. Кто-то из нас явно делал ошибку.
К концу прогулки я уже знал, что Юля живет одна, что она вкусно готовит, очень любит читать и засыпать на чьей-то груди. Я провел ее до дома, а она предложила зайти к ней, выпить чай. Пока мы ехали в лифте, у меня в кармане вибрировал телефон — звонила Полина, но трубку я не брал. Юля жила на девятом этаже, в однокомнатной, довольно уютной квартире. Пока она что-то готовила на кухне, я вышел на балкон, чтобы поговорить по телефону.
Полина спрашивала, почему я не отвечал на звонки и чем занимался. Сказал, что работал. Когда повесил трубку, стало очень грустно. Я знал, что сегодня случится. Казалось, будто я сам не отвечал за свои поступки. Словно кто-то сверху мной руководил. Наверное, такое бывает с каждым, когда возбуждение уже играет в крови, и ты физически ощущаешь момент приближающегося секса, уже невозможно остановиться. Такие ситуации оставались порезами на моем сердце. После, когда рана заживала, шрам от нее еще долго напоминал о случившемся.
При этом изменять я всем сердцем не хотел. Никому никогда не хотел.
Я вернулся к Юле. Она снова что-то рассказывала. Я не слушал. Очень кстати в холодильнике оказалось вино. Мы разлили его и начали пить. Или Юля хорошо играла, или ее действительно после второго бокала сильно расслабило. Она стала еще больше говорить. Сходила в комнату, переоделась: сняла кофту и джинсы, теперь она была в майке и коротких шортах. Потом вслух читала какие-то отрывки из книг. Декламировала свои стихи. Мне они не понравились. Я пил, постепенно пьянел. В процессе мы переместились на диван и включили ее любимый фильм Кубрика «С широко закрытыми глазами». Символично, подумал я. В какой-то момент я ее поцеловал. Она поддалась и села ко мне на колени. Сама сняла майку, под ней не было лифчика. У нее оказалась довольно хорошая грудь, кажется, размера третьего. В сосках был пирсинг. Затем я расстегнул ее шорты и рукой залез в трусики. Лобок у нее был небрит и меня это еще больше возбудило. Я играл с ее губами и уже ни о чем не думал.
Потом я разделся, лег на постель и закрыл глаза. Тем временем на сердце уже формировались очертания очередного шрама.
Утро следующего дня началось с телефонного звонка Полины.
— Ты где? — спросила она.
— Дома, — ответил я.
— Я сейчас заеду.
— Хорошо.
Она приехала через тридцать минут. Вид у нее был встревоженный.
— Как поработал? — спросила она.
— Нормально, — ответил я, заваривая нам чай.
— Весь день сидел дома?
— Да.
— Я же просила, чтобы ты меня предупредил, если пропадешь.
— Прости, я в такие моменты выпадаю из жизни.
— Ладно. — Мне показалось, что Полина что-то почувствовала. Что я вру ей. Но затем, словно поняв, что я говорю правду, выдохнула, подошла и обняла меня. Мне было мерзко от себя самого.
— Я тебе кое-что привезла. — Полина принесла из коридора рюкзак и вытащила из него небольшой судок. В нем был яблочный пирог. — У меня вроде бы неплохо получилось. Давай пробовать.
С Полиной мы решили съехаться. Жить стали у меня. Я купил нам новую, двухместную кровать и уже практически смирился с мыслью о том, что моей холостяцкой жизни пришел конец.
Полина понемногу перевозила вещи из своего большого двухэтажного дома в мою однокомнатную квартирку. Непривычное ощущение: пространство вроде бы постепенно, но в то же время невозможно быстро заполнилось чужими вещами. В ванной появилась расческа (у меня ее никогда не было), в стакане с зубной пастой — еще одна щетка, соседствующая теперь рядом с моей, второе полотенце (намного больше моего) на сушилке. Также квартиру заполнили женские волосы. Они, словно праздничные гирлянды, лежали на подушках, в раковине, на полу. В холодильнике стало больше еды, в посудомойке — больше грязных тарелок. Теперь в доме всегда приятно пахло. Полиной.
С Юлей я встретился еще несколько раз. Затем перестал отвечать на ее звонки и сообщения. Мне стоило завязать с прошлым. Наверное, пора было начать думать о будущем.
Полина много времени проводила дома. Готовила, убирала, стирала. Выполняла, что называется, функцию домохозяйки. Мы заняли определенную социальную ячейку. Вошли в систему. При этом она раз в неделю, по воскресеньям, ходила на собрания. Оттуда она обычно возвращалась очень эмоциональная. Нередко даже заплаканная. Меня это не удивляло. Радовало одно: всегда после секты она нереально круто трахалась. Ввиду чего это происходило, я не знаю, но мне такое нравилось.
Я же проводить время дома стал меньше. Раньше квартира была для меня местом изоляции от внешнего мира и людей, сейчас там жил еще один человек. Спрятаться было негде. Поэтому в выходные дни я уходил из квартиры и где-то полдня бродил.
О возможном переезде в другую страну речь уже не шла. Напротив, эту идею Полина теперь воспринимала как «необдуманную и импульсивную». Утром она просыпалась, целовала меня и говорила, что ей очень нравится жить вместе и что она никогда никуда не уедет. У меня же ее слова вызывали вопрос: правильно ли она поступает?
Таял снег. Начиналась оттепель. Вокруг все было в воде, грязи и дерьме. Приближалась весна. Полина радовалась этому, как ребенок. Говорила, что скоро сможет переодеться во что-то более легкое, потому что зимняя одежда ее сковывает. Вместе мы жили уже больше месяца. Жили очень хорошо, говорила она своей маме. У нас был налажен график приема пищи и интимной близости, расписан план, когда и что следует покупать для большей экономии. В общем, все было действительно круто. Но однажды я поймал себя на мысли, что такая стабильность и последовательность в жизни и во взаимоотношениях навевает на меня скуку. И чтобы хоть немного взбодриться, я снова решил сходить на собрание. Полина об этом не знала.
Я пришел в тот же ДК, в котором был прошлый раз. Зашел в зал, сел в самом конце и стал ждать начала. Помещение было полностью забито прихожанами. Повезло, что я успел занять место. Справа от меня сидела старушка, слева — парень лет двадцати. По сцене с криками бегал проповедник и говорил, что сейчас будет исцелять зрителей.
К нему на трибуну поднялось четыре человека: два парня и две девушки. Одной из них была Юля. Вокруг создалась странная атмосфера: прихожане действительно думали, что сейчас произойдет чудо, поэтому они громко охали и ахали, ожидая предстоящее паранормальное явление. При этом каждый из них, наверняка, надеялся, что его тоже исцелят и спасут. Все действие транслировалось на большом экране.
Я всю эту жесть начал снимать на телефон. Однако мой сосед слева попросил выключить камеру. Я спросил, почему. Он сказал, что снимать происходящее нельзя. Я тактично послал его на хрен и продолжил фиксировать происходящее. Он больше не возникал, а напротив, встал и ушел. На освободившееся место тут же села какая-то девушка. Как оказалось, это была Саша.
— Смотри, — она указала на сцену, — сейчас пастор спасет Юлю.
Все четыре человека стояли с закрытыми глазами. Позади них располагались стулья. К Юле подошел проповедник, схватил ее обеими руками за голову, словно маятник из стороны в сторону покачал, что-то не в микрофон сказал на ухо, затем ударил ладонью по лбу. После чего она, не открывая глаз, упала на стул. Ее начало трясти, будто у нее приступ эпилепсии. Все это происходило примерно в течение нескольких минут. Потом она перестала извиваться и успокоилась. Теперь она смирно сидела и смотрела в одну точку на полу.
Под громкие аплодисменты зрителей то же произошло и с другими участниками. Я был в шоке. Повернулся к Саше, чтобы спросить, что происходит, а она плакала.
— Что такое? — спросил я.
— Я за нее очень рада, — сказала Саша.
Не дожидаясь конца, я встал и ушел. Мне было страшно от того, свидетелем чего я стал.
О случившемся я рассказал Полине, но ее это никак не смутило. Напротив, она сказала, что это нормальная практика и что с ней когда-то такое тоже проделали. Дескать, очистили от грязи, греха и дурных мыслей.
— Почему ты туда пошел без меня? — спросила она.
— Просто, — ответил я.
Было видно, что Полину мой поход на собрание озадачил. Позже она, под разными предлогами, пыталась выпытать цель моего визита в секту, но я уходил от ответа. Однажды она сама предложила сходить с ней на собрание, но я отказался, ссылаясь на загруженность на работе. Когда она в очередной раз ушла на встречу, я написал Юле сообщение, в котором предложил встретиться. Она согласилась и попросила приехать к ней.
Через тридцать минут я стоял на пороге. Когда она открыла дверь, из одежды на ней были только шелковые бордовые шорты и, слегка прикрывавшая ее грудь, короткая белая майка. Очертания сосков, которые пробивались через ткань, мгновенно сделали свое дело — я отвердел, то есть возбудился. Пока я снимал верхнюю одежду, Юля на кухне делала чай. Мне показалось, что квартира немного опустела. Что-то пропало, но я пока не понимал, что.
— Кажется, прошлый раз здесь было больше вещей, — сказал я.
— Да, я отдала все ненужное, — ответила она.
— Что отдала?
— Телевизор, письменный стол, кресло, диван, компьютер.
— На чем ты теперь спишь?
— Я купила себе двухместный большой матрац.
— И кому все это добро отдала?
— Я не буквально отдала, а продала. Деньги пожертвовала пастору.
Поведение Юли тоже изменилась. С виду она была чем-то подавлена, но не говорила, что произошло. Мы пили чай на кухне, большую часть времени молчали. Я предложил включить музыку на телефоне, но она попросила этого не делать.
— Почему?
— Не разрешают.
— Кто?
— Пастор.
Я задавал много вопросов, пытаясь узнать, что произошло. Рассказал ей, что был на последнем собрании и все видел. Спрашивал, что с ней случилось на сцене. Она молчала. Такое чувство, будто боялась раскрыть рот и выложить правду. Тем временем кухню заливал теплый солнечный свет. Весна по праву заняла свое место во времени года и вносила коррективы в окружающий мир, вид которого хорошо открывался с девятого этажа.
Сменив тему, Юля начала рассказывать о друзьях, учебе и том, что хочет поскорее найти работу, потому что срочно нужны деньги. А я все думал, что успело измениться за то короткое время, пока мы не виделись. Затем она повела меня в комнату. На полу лежал большой, застеленный простыней матрац.
— Сейчас вернусь, — сказала Юля.
Я разделся и лег. Юля вернулась через несколько минут. Из одежды на ней уже не было ничего. Она легла рядом. Начала меня целовать и трогать волосы. Затем сползла ниже и стащила трусы. Полина в это время была на собрании, Юля снова оказалась на мне. Весна вносила свои коррективы.
Я вернулся домой около девяти часов вечера. Полины еще не было. Написал ей сообщение в мессенджере, но оно осталось висеть непрочитанным. Позвонил, но и трубку никто не взял. Позже мне на телефон пришло смс: «Дома буду утром. Не волнуйся». Я еще раз ее набрал, но ответа по-прежнему не было. Тогда я поужинал и в одиночестве лег спать в холодную постель.Домой Полина пришла в одиннадцать утра. Я в это время сидел за письменным столом, работал. Она без слов вошла в комнату, как была, в ботинках и верхней одежде, и уже в комнате стала раздеваться. Сняла обувь, куртку, свитер, джинсы, носки, трусики и лифчик. Затем также молча подошла ко мне.
— Прости меня, — сказала Полина.
— За что? — спросил я.
— Ты голодный? Ничего не ел? Я сейчас приготовлю завтрак, — она хотела меня поцеловать, но я отстранился. Мой вопрос так и остался без ответа. Вещи, которые Полина снимала и тут же бросала на пол, она собрала, часть из них отнесла в коридор, а часть — бросила в стиралку. Затем отправилась готовить еду.
— Где ты была? — проговорил я, когда зашел в кухню. Полина взбивала яйца для омлета. Из одежды на ней по-прежнему ничего не было.
— У подруги.
— У какой подруги? И почему ты не отвечала?
— Пожалуйста, ничего не спрашивай. Я позже сама все расскажу.
Омлет я есть не стал. Полина его так часто готовила, что на него у меня начала развиваться аллергия. Я выпил чай и вернулся к работе. Полина приняла ванну и легла спать. День только начинался.
Поработать так и не удалось, меня постоянно что-то отвлекало: вначале сообщения Юли, которая приглашала к себе, затем стоны соседки сверху, которую, видимо, средь бела дня кто-то имел. В мыслях была одна похоть, формировавшая разные образы, и чувство недосказанности, за последние несколько дней всецело охватившее меня, а также людей вокруг. Ни ехать к Юле, ни сидеть дома не хотелось. Когда я закрыл за собой входную дверь, Полина еще спала. Я снова шел на собрание.
В ДК по обыкновению было полно людей. До начала мероприятия оставалось двадцать минут. Чтобы хоть немного прояснить ситуацию, я решил испытать все то, через что проходили многие прихожане — я решил спастись. Вернее, исцелиться. В зале я нашел Сашу и попросил проводить меня к тому, кто здесь всем заправляет. Она повела меня через длинный коридор за кулисы, где я встретился с человеком, имя которого при мне никто ни разу не называл, а сам он представился как пастор.
Он спросил о моем возрасте, семейном положении и, между делом, о профессии. Я сказал, что работаю администратором в ресторане. Затем пастор сказал, чтобы я сел в первом ряду, в центре, дескать, так ему будет проще выделить меня из толпы. Саша все это время стояла неподалеку и ждала, пока мы закончим разговор.
— Что тебе сказали? — спросила она, когда мы возвращались в зал.
— Чтобы я сел в центре первого ряда, — сказал я.
— Хорошо, — ответила она, а я так и не понял, что в этом хорошего.
История повторилась: по сцене бегал мужик, который всех призывал спасаться и любить друг друга, ибо в любви, якобы, — истина. Вначале к нему на сцену поднялись несколько девушек: пастор провернул с ними ровно те же манипуляции, как прошлый раз с Юлей. Будто прикинувшись ментальным магом, он выставил вперед руку, ладонью к залу, и начал кого-то искать. Обследовав таким методом аудиторию, он ткнул пальцем на меня. Публика аплодировала, пока я поднимался на сцену. Тем временем в кармане вибрировал телефон — звонила Полина.
Я стоял напротив пастора. Он велел смотреть ему в глаза, а сам держал меня за плечи и из стороны в сторону понемногу раскачивал. Все это происходило под громкие завывания восторженного зала. Потом он что-то сказал мне на ухо (что именно, я не запомнил) и ладонью закрыл глаза. После чего ударил по лбу. И я уснул.
Проснулся уже в своей постели около шести часов вечера. Как попал домой и сколько проспал, не знаю. Полина была в кухне, она там с кем-то хохотала. Смех нашего гостя показался мне довольно знакомым, поэтому я встал с постели и пошел посмотреть, кто пришел.
— Присаживайся, — улыбаясь, проговорила Юля, наливая в бокал вино.
— Да, садись. Выпьем, — предложила Полина.
Я замер на пороге. Рот отказывался выговаривать слова. Ко мне подошла Полина, взяла за руку, завела в кухню и, словно ребенка, усадила на стул возле обеденного стола. Юля поставила передо мной бокал.
— Пей, — сказала Полина.
Я выпил.
— Показала Юле твои последние статьи. Говорит, ей нравится, — проговорила Полина, усаживаясь на подоконник.
— Да, действительно, очень интересно. Особенно статейка о проститутках.
— Ладно, — наконец выговорил я, — что происходит? — Девушки вели себя абсолютно непринужденно. Так, будто ничего не произошло. Со стороны могло показаться, что к нам в гости пришла подруга, с которой мы знакомы сто лет.
— Помнишь, когда я не ночевала дома? Я тогда была у Юли, — начала Полина.
— Она приехала ко мне, после того, как ты ушел. Мы всю ночь пили и обсуждали наши отношения, — подтвердила Юля.
— Ваши отношения с кем? — спросил я.
— С тобой, — в один голос сказали девушки.
— Я знала, что ты время от времени ездишь к Юле. Она мне все рассказывала.
Юля снова разлила по бокалам вино. Мы выпили.
— Ничего страшного не произошло. Не переживай. Мы же подруги, — успокаивала Полина.
Словно гвоздями прибитый к стулу, я неподвижно сидел и слушал. Такое чувство, будто израсходовав все объяснительные слова, я молча ждал обвинительный приговор, в мыслях готовясь к самому худшему.
— Выглядит, — резюмировал я, — как тайный заговор.
— Ничего подобного, — объясняла Юля, — просто такое случается, когда две бабы влюбляются в одного мужика. Тебе разве не знакомо это чувство? Зачем кого-то делить, если можно все организованно решить?
Позже девушки рассказали, что моя жизнь на протяжении последних месяцев была полностью под их контролем. Каждая была в курсе того, чем я занимался с одной и чем — с другой. При этом обе не считали мои блядские похождения изменой. Они говорили, что любят меня. Не могу сказать, что во мне хранилось хоть сколько-нибудь уверенности в их словах. Выглядело все очень сомнительно.
Мне сложно представлялся сценарий будущей жизни. Но этот сценарий хорошо представлялся Полине и Юле, которые говорили, что теперь мы сможем жить вместе, вместе ходить на собрания и, в общем-то, станем по-настоящему счастливы.
Полина откуда-то знала, что вчера я был на собрании, и что пастор меня исцелил. При этом Юля сказала, что теперь мне нужно пожертвовать в Храм определенную сумму денег. Я спросил, о какой сумме идет речь, но она не ответила, а только сказала, что взносы предстоит делать несколько раз.
— Тебе сообщат, что и куда отправлять. Вначале нужно пожертвовать совсем немного, затем уже чуть больше. Я тоже через это прошла, — рассказывала Юля. Также она назвала вещи, которые недавно продала, чтобы перечислить пастору необходимую сумму денег.
— А я и сейчас жертвую, — заявила Полина. — Мы все жертвуем, нам же нужно как-то помогать пастору.
О том, что Полина кому-то что-то жертвует, я не знал, как и о том, что прихожане в принципе систематически перечисляют деньги в секту. Такой исход мне не особенно нравился, о чем я и сообщил девушкам. Но они сказали, что пожертвовать придется. Дескать, как можно воспользоваться услугой и не заплатить за нее. Наверное, чтобы выглядеть более убедительно, они рассказали мне о людях, которые для того, чтобы заплатить за исцеление даже брали кредиты в банке и продавали недвижимость.
— А тот, кто отказывался платить, и, таким образом проявлял неуважение к пастору, попадал в черный список, — устрашала Юля.
— И что дальше? — спрашивал я.
— Мы не знаем, — в один голос говорили девушки.
Вступать с ними в конфронтацию и что-то доказывать, я не собирался, поэтому спустил разговор, что называется, на тормозах, заявив, дескать, что условия принял, деньги перечислю.
Тогда пазл сложился в единую картину. Только в тот момент я осознал, что произошло. Секта — огромный движущийся механизм, работу которого обеспечивают тысячи живых шестеренок, находящие и заманивающие под разными предлогами на сектантские собрания людей. Алгоритм простой: человек приходит на встречу в «Храм», знакомится с его участниками, заводит с кем-то дружбу или даже отношения, начинает верить маячкам, рассказывающим различные мистические истории об исцелении, рано или поздно, попадая под гипноз, вроде как исцеляется, но становится спонсором или должником. При этом система безотказно работает только на тех, кто всю информацию и все события, разыгранные пастором, принимает за чистую монету. В свою очередь маячки — это люди, работу которых невозможно предсказать, ибо действуют они всегда по разным сценариям. Иногда даже по необычным.
Я уже был изрядно пьян, когда понял, что нужно делать. Проснувшись утром, я оказался абсолютно не готов к новому дню и итогам, пришедшим вместе с ним. Что было вчера вечером — я не помнил, но отчетливо понимал, что происходит сейчас. А еще я впервые в жизни знал, что будет дальше.
На часах было девять вечера. Я сказал девушкам, что схожу в магазин за выпивкой.
— Иди, — сказала Полина, — а мы пока примем душ.
— Вместе, — подтвердила Юля, и они обе начали громко смеяться.
Я оделся и вышел из дома. Телефон с собой я решил не брать, и денег взял не шибко много. На улице снова шел снег. Вдоль своего двора я прошел через детскую площадку. Потом свернул за девятиэтажный дом, по узкой аллее прошел мимо еще одной высотки, в подъезде которой жила бывшая девушка. Затем преодолев неосвещенный парк, вышел к дороге, добрался до первой общественной остановки, сел и стал ждать. Мимо проезжали десятки машин, кто-то спешил на работу, кто-то домой, кто-то на тот свет. На остановке нас было двое: я и бездомный, который что-то усердно искал в мусорке. Я его окликнул.
— Эй, — сказал я.
— Че? — ответил тот, не переставая копошиться в бетонной урне.
— Держи, — я протянул ему пятьдесят гривен. Не знаю, достаточно ли этой суммы для выживания, тем более во время дикого холода и снегопада, но это были практически все деньги, которые у меня имелись с собой. В кармане осталась только мелочь, чтобы расплатиться в транспорте. Бездомный обернулся, резко выхватил деньги, положил их во внутренний карман своего грязного пальто, после чего вернулся к прежнему занятию.
— Угу, — промычал он, видимо, в знак благодарности.
Пожелав бездомному удачи, я сел в подъехавший к остановке сырой, пустой и холодный автобус. Водитель, когда я забрался в салон, сказал, что едет на вокзал. Я сказал, что это хорошо, мне туда и нужно. Он завел мотор, и мы поехали. На улице продолжал сыпать снег. Синоптики прогнозировали стремительное ухудшение погодных условий, а спасатели рекомендовали не выбираться из дома без особой необходимости.
Текст: Павел Ильич. Иллюстрации.
Поддержите автора рассказа и сделайте вклад в развитие издания «плацкарт».
Это позволит нам создавать новые тексты, экранизации произведений, подкасты и переводы уникальных литературных артефактов.
ПриватБанк: 5363 5420 6001 3282
Монобанк: 5375 4141 1405 3506
Спасибо.
